Страница 1 из 9
— Когда возвращается грузовик? — спросил доктор. Он стоял, расставив ноги и заложив руки за спину, и смотрел на клубы желтой пыли, медленно оседавшей над джунглями в конце деревни. На нем были шорты и сетчатая майка, сквозь ячейки которой пробивался густой волос. Мощные ляжки тоже поросли жестким черным волосом. И из ноздрей торчали пучки черных острых волосков. Белая панама на двух пуговицах затеняла серые навыкате глаза, завидных размеров нос южанина и пространные, гладко выбритые щеки. Я тяжело опустился на порожек и вытер лицо полотняной кепкой. У меня даже волосы на голове вспотели. А еще вон сколько их, этих ящиков... Закурив, я сказал: — Через два месяца. — Хорошо, — сказал доктор, хотя я не видел в этом ничего хорошего. Внезапно меня охватило раздражение. Я скомкал сигарету и бросил ее в пыль. Поднявшись, взялся за длинный ящик и потащил в хижину. Рывком приподнял его, чтобы водрузить наверх... Тонкие дощечки треснули, и круглые банки с мясными консервами весело покатились в разные стороны. Черт! А если бы это были реактивы? Доктор бы с меня голову снял. На щеку мне капнуло. Я вытерся и посмотрел на пальцы, испачканные чем-то белым и черным... На щелястой крыше довольно закурлыкали голуби. Сцепив зубы, я принялся шумно дышать, с силой выталкивая воздух из ноздрей, но это не помогло. Что-то накатило на меня... слепое бешенство... Я пнул ящик ногой... и еще... и еще... Опомнился я только тогда, когда злополучный ящик превратился в груду обломков, а все вокруг было забрызгано коричневым мясным соком. Прихрамывая, я снова вышел на солнцепек. Кровь тяжело стучала в висках. В глазах почернело. Проклятая жара! Я вскрыл банку с пивом и жадно присосался к отверстию. Пиво было горячее, пенистое — и сразу проступило наружу. Не удержавшись, я громко рыгнул и опять чертыхнулся. Доктор пристально смотрел на меня. — Джекииль, — сказал он, — вы слишком нервничаете. Что вас беспокоит? — Все! — взорвался я. — Меня все беспокоит. Деревня, джунгли, эти ящики и то, что мы проторчим здесь два месяца. А про себя я добавил: но главное, меня беспокоите вы, доктор Реджинальд Дуглас Хард! Но вслух я этого, разумеется, не сказал.
|
Зеленая жидкость Черт его знает, что у меня за судьба такая. Дядя говорит, что я неудачник. И правда, мне уже двадцать два, а я до сих пор ничего толком не умею. С трудом дядя устроил меня в частную лабораторию. Подай, принеси, подержи — вот и все обязанности. Мальчик на побегушках, одним словом. А на что я еще годен? Медик-недоучка. Нас было всего двое в лаборатории: доктор и я. Не знаю почему, но мои приятели считают меня везунчиком. Только «везет» мне на одни неприятности. Правда, до сих пор я как-то умудрялся выходить сухим из воды. Я и на работу смог устроиться только после того, как проник в дядин кабинет и стащил из секретера пару сотен. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. После короткого семейного разбирательства дядя решил взять мою судьбу в свои руки и рекомендовал меня своему старинному другу доктору Харду. Доктор занимался некрозами и регенерацией тканей. — Умеете держать язык за зубами? — спросил он, бегло ознакомившись с дядиной запиской. При этом он так и впился в меня своими серыми водянистыми глазами. Я кивнул головой, решив со всем соглашаться. Дядя пригрозил, что если я не возьмусь за ум, то не миновать мне полицейского участка. Поэтому для вескости я еще добавил: — Я буду нем как могила, док. Он удовлетворенно кивнул, и в тот же день я приступил к своим обязанностям. Ничего такого уж таинственного в работе доктора я не обнаружил. Реторты, колбы, реактивы, катализаторы... Дело нехитрое. Через месяц доктор доверил мне промывать пробирки и наклеивать на них ярлыки, хотя, истинный крест, не понимаю, чем я такое доверие заслужил. Работал я, надо признать, спустя рукава. В то время я как раз переживал очередной свой любовный кризис и ходил как мешком пришибленный. Все валилось у меня из рук, я натыкался на столы и был склонен огрызаться в ответ на любое замечание. И именно в эти дни доктору вздумалось дать мне ответственное задание. Я должен был взять пробирку с купоросной жидкостью и перелить все ее содержимое в пробирку с лимонной жидкостью. Осталось только определить, какая из двух десятков пробирок в штативе содержит жидкость купоросную, а какая — лимонную. Я не отважился переспросить об этом у доктора и решил действовать на удачу. Взяв пробирку с «купоросом» (как мне казалось) и пробирку с «лимоном» (уж в этом-то я не сомневался), я принялся усиленно вспоминать: следует перелить жидкость из первой пробирки во вторую или, наоборот, из второй — в первую? Чем больше я думал, тем больше запутывался. Наконец, убедив себя, что это не имеет особого значения, я смешал жидкости, взболтал их и заткнул пробирку пробкой — обыкновенной такой пробкой из серой мягкой резины, с надорванным краем... На следующее утро доктор встретил меня, как обычно, — рассеянным кивком, и я облегченно перевел дыхание: значит, все обошлось. Я даже повеселел и принялся насвистывать, промывая пробирки под проточной водой. Как всегда перед ураганом, небо над головой казалось мне по особенному чистым и ясным. Буря разразилась внезапно, когда я уже и думать забыл об этой несчастной пробирке. Стояли майские деньки. Новое увлечение кружило мне голову. Жизнь была прекрасна. Весна дышала свежестью и ароматами цветов. Легко взбежав на второй этаж, я отворил дверь в лабораторию и... — Джон... Джордж!.. Джеймс!! Джеремия!!! Адская прорва, как тебя там?! Доктор возвышался посередине лаборатории в распахнутом белом халате. В руках у него была пробирка — та самая, я сразу узнал ее по надорванной резиновой пробке... Только теперь она сверкала чистейшим изумрудным цветом — цветом свежей травки и надежды. — Джекииль, сэр, — робко напомнил я, предчувствуя беду. — Джекииль, разрази тебя адское пламя! Что... что это такое? — Пробирка, сэр, — сказал я, пятясь и натыкаясь на дверь. Отступать было некуда. — Сам вижу, что пробирка, — рявкнул он. — Внутри!.. Что — внутри? — Жидкость, сэр. — Жидкость! — взорвался он. — Нет, это неслыханно! Что вы с ней сделали? — Смешал, как вы велели. Купоросную с лимонной... — Что?! — Он задохнулся. Некоторое время он стоял передо мной, весь перекосившись, и побелевшие его щеки дрожали от бешенства. Мне даже показалось, что он влепит мне пощечину. Но он сдержался. Резко повернувшись, так что взметнулись полы его халата, он ушел в кабинет и хлопнул дверью. Придерживаясь за стены, я добрался до своего стола и тяжело плюхнулся на стул. Лучше бы он меня ударил! Из-за двери доносились докторские рыдания: — Все... все погублено... полгода работы... коту под хвост... растяпа... сам виноват... кому доверился... мальчишке... Я сидел, перебирая бумажки и пытаясь читать их невидящими глазами. Уши у меня то становились горячими, как оладьи, то холодели и съеживались. Мое воображение рисовало мне картины одна противоречивее другой. То я открывал дверь кабинета носом и униженно вилял хвостом, взглядывая на доктора снизу вверх виноватыми собачьими глазами... То я принимал оскорбленную позу и возмущенно бросал в лицо доктору какие-то невнятные для меня самого обвинения... И все это сопровождалось одной неизменной мыслью: теперь-то уж я точно с треском вылечу из лаборатории и загремлю в полицейский участок! Пока я пытался приучить себя к мысли о том, что мне до конца дней своих придется жить с острейшим чувством вины и позора, рыдания за дверью сменились удивленным бормотанием, затем послышались громкие восклицания, как будто доктор был чем-то поражен... быстрые шаги, звон стекла... Я вытянул шею, напряженно прислушиваясь... Жизнь начала возвращаться ко мне... Дверь с треском распахнулась, и на пороге вырос взъерошенный доктор... Никогда раньше я не видел его таким взволнованным. Глаза у него прыгали... В руках была все та же пробирка с зеленой гадостью. — Джим... Джек... Джеральд... Черт!.. Его халат прищемился дверью, и он раздраженно дернул, оторвав добрый кусок материи. — Джекииль, — пискнул я. — Джекииль! Давайте ногу... Что там у вас, туфли? Снимайте их к чертям! И носки... носки тоже долой! Поворачивайтесь! — Он схватил меня за пятку и кровожадно вскричал: — Ага! Вот она... великолепная мозоль! Не иначе, он помешался от горя. — Док, — взмолился я, — что вы хотите делать? — Да не вертитесь вы, черт! Он смочил ватку жидкостью из пробирки и прижал ее к моей пятке. — А! — я едва не свалился со стула. Как будто ледышку приложили. — Ничего, ничего, потерпите немного, — приговаривал доктор, сильнее прижимая ватку. — Ну, вот и готово. Можете взглянуть. Я плюхнулся на стул и задрал босую ногу на колено. — Ну, что скажете? Я изумленно провел по пятке пальцами... Кожа была розовой и гладкой, как у младенца. Никакого тебе ороговения, никакой тебе мозоли. — Док! — воскликнул я. — Вы изобрели мгновенный уничтожитель мозолей! — Больше, друг мой, больше! Регенерация, понимаете? Полная регенерация омертвевшей ткани! Наконец-то мы сдвинулись с мертвой точки. И все — благодаря вашей легкой руке.
|
|