Первый пациент
Через день в нашей лаборатории появился первый пациент. В комнате, в которой раньше занимался я, произвели необходимые перестановки. В углу поставили высокую кожаную кушетку, набитую конским волосом, медицинская сестра, нанятая в качестве сиделки, постлала свежие простыни, взбила подушку, ровненько вытянула вдоль стены сложенное одеяло, и вскоре к нам на второй этаж при помощи двух санитаров поднялся изможденного вида мужчина.
Казалось, он находился в последней стадии физического и психического истощения. Многодневная щетина покрывала его провалившиеся щеки, красные вывернутые бессонницей веки слезились, левая рука, плотно забинтованная, висела на груди. Он сидел перед нами, не доставая ногами до пола, в одних больничных штанах, и костистые его плечи были бессильно опущены.
— Разматывайте, — велел доктор.
Голос его звучал невнятно из-за тройной марлевой повязки на лице.
Медицинская сестра, в такой же повязке, в резиновых перчатках, принялась разматывать бинты. Сначала они были белоснежно-чистые, но затем пошли желтоватые, сопрелые слои, а там и вовсе — слипшиеся от засохшей крови. Но вот сняты и они... Плотный комок подступил мне к самому горлу... Проклятие! И зачем я только заказал за обедом вторую порцию спагетти под острым соусом!
— Гангрена, — с удовлетворением констатировал доктор. — Превосходно! Некроз тканей в лучшем виде.
То, что было под бинтами, мало походило на человеческую руку.
Скорее, это была передняя конечность шимпанзе — черная кисть, скрюченные пальцы с синими ногтями, у локтевого сгиба кожа закручивалась, как обгоревший пергамент, и из-под нее торчал желтый остов руки.
Я прижал марлевую повязку ладонью: даже сквозь тройной слой проникал запах разложения.
— Шприц, — велел доктор.
Я сунул ему шприц. Он сбрызнул зеленую жидкость в воздух и вонзил иглу между указательным и средним пальцами страшной руки.
Мужчина даже не вздрогнул — должно быть, нервные окончания давно уже умерли. Поршень шприца медленно вогнал жидкость в руку мужчины.
— Заматывайте! — велел доктор.
Изменения к лучшему начались уже на следующий день. Кожа на руке больного перестала скручиваться, как пергаментный свиток. Ногти посветлели, и вся кисть из черной начала становиться темно-синей. Заметно улучшилось общее самочувствие.
Утром сиделка встретила меня удивленно-радостным восклицанием:
— У него впервые проснулся аппетит. Он кушал ночью четыре раза.
Когда она рассказала об этом доктору, тот покивал головой:
— Регенерация тканей требует усиленного белкового питания.
Закажите для него тройную порцию бифштекса с кровью. Не отказывайте ему ни в чем. Исполняйте любые его прихоти. Сегодня мы произведем вторую инъекцию.
Ночью у меня затрещал телефон. Я не сразу узнал голос сиделки.
— Он ест не переставая, — едва не плача, проговорила она. — Ходит по лаборатории и переворачивает все ящики... Весь мел у доктора сожрал... Я нашла ваш номер на столе под стеклом...
Умоляю вас, позвоните доктору... Вы оба должны немедленно приехать...
Я притащил в лабораторию большой бумажный пакет с продуктами.
Доктор привез картонную коробку, доверху набитую сырой курятиной в целлофане.
Наш пациент проявлял необыкновенную активность. Он тут же разорвал пачку кукурузных хлопьев и принялся поглощать их с такой жадностью, как будто голодал несколько суток. А когда доктор вскрыл свою коробку...
— Боже ты мой! — взвизгнула сиделка.
Одним прыжком пациент подскочил к коробке и, оттолкнув доктора, вспорол зубами целлофан. Нежные куриные косточки хрустнули...
Мужчина хватал один пакетик за другим. Причем действовал он обеими руками — перебинтованной рукой не менее активно, чем здоровой.
Мы с доктором переглянулись.
— Джекииль, — сказал он необычайно ясным и бесстрастным голосом (впервые он назвал меня правильным именем). — Джекииль, несите снотворное. Будем колоть.
Наш необыкновенный пациент заснул с куриным крылышком в зубах.
Мы перенесли его на кушетку и сами принялись разматывать бинты — сиделка отказалась даже приближаться к нему. Последние слои кольцами упали на пол... Доктор присвистнул.
Рука была совершенно здоровая, но вся какая-то преувеличенная.
Кисть вытянулась и потяжелела, пальцы были непомерно длинные, морщинистые, поросшие черными волосками. Даже клетки кожи изменились — стали крупными, хорошо различимыми, с темными ядрышками. Но особенно поразили меня ногти: желтоватые, жесткие, как жесть.
— Теперь я понимаю, почему он слопал мел, — проговорил доктор. — Ему требовался кальций.
— Но это же что-то ужасное, — пробормотал я с внутренним содроганием.
— Да, — согласился доктор, — случай исключительный. Впрочем, ничего принципиально нового мы не наблюдаем. Атипическая гиперрегенерация... Да-да, типичная атипическая гиперрегенерация...
Казалось, он находил успокоение в привычных медицинских терминах. Но от невольного противоречия, проскользнувшего в его словах, у меня сквознячок пробежал по позвоночнику.
Спустя полчаса доктор на всякий случай вколол пациенту еще двойную порцию снотворного и попросил меня вызвать машину медицинской помощи: больше не за чем было держать его в лаборатории.